С.Ю. Ковалев Липецк авиационный (1912-1941)

неизвестного мне пилота на деле, я ему сказал только о том, что посадочные площадки готовы, а машина ожидает его на аэродроме. И молодой пилот с честью вышел из испытания. После длительного пребывания на морозе мотор самолета Р-13 («Юнкере» Р-13) так основательно застыл, что вернуть его к жизни стоило больших трудов. И если бы Водопьянов не прошел школу шофера, моториста и бортмеханика, то можно было ручаться, что 10 января 1930 года первый полет на Сахалин так бы и не состоялся. Полмесяца при сорокаградусном морозе на открытом воздухе Михаил Васильевич возвращал к жизни мотор. С изумительным упорством он согревал его по частям. Все эти пятнадцать дней летчик со своим бортмехаником отправлялись к самолету с рассветом и возвращались от него затемно. После такого рабочего «дня» голодный, промерзший и усталый, Водопьянов не терял свойственной ему жизнерадостности и неизменно говорил своему отчаявшемуся бортмеханику: - Ничего, Коля, не падай духом... Завтра он у нас закрутится! И я не помню такого случая, чтобы Водопьянов выразил вполне естественное для летчика недовольство тем, что ему приходится работать за бортмеханика. Не теряя своей веселости, с улыбкой, он упорно добивался победы и победил. 3 января мотор «закрутился», и над Хабаровском появилась белая птица с четырьмя буквами на крыльях - «СССР»... Но я все еще не верил Водопьянову, и мне казалось, что, с таким трудом добившись успеха, он придет, и будет вести себя как-то по-особенному. Я ждал некоторой хвастливости, длинного рассказа о преодоленных трудностях и т. п. Я был искренно удивлен, когда он просто сказал: - Мотор работает хорошо, самолет ведет себя устойчиво. На ближайшие дни можно назначить вылет. И сразу же начал деловой разговор обо всех деталях предстоящего открытия линии. 10 января 1930 года стоял сухой мороз, достигавший сорока одного градуса. Солнце сияло с той яркостью, которую можно наблюдать только на Дальнем Востоке и на Севере. Отсутствие ветра и солнце ослабляли силу мороза и, что самое главное, вселяли уверенность в успехе первого полета. Одетые в оленьи дохи пилот, бортмеханик и четыре первых пассажира новой линии с трудом втиснулись в кабину самолета. Водопьянов дал газ, и полет начался... Первая посадка была намечена в селе Верхне-Тамбовском. Вооруженный картой, я все время следил за полетом, и, тем не менее, Водопьянов пошел на посадку для меня совершенно неожиданно. Он также имел карту, но, как оказалось впоследствии, в пути он в нее не заглядывал, так как заранее детально изучил ее и запасся массой сведений от местных жителей. Здесь сказалась манера Водопьянова: перед каждым полетом он тщательно готовит свою материальную часть и карту, он любит какой-то особой, присущей только летчику любовью свой полет. И я не слышал, чтобы когда-нибудь он сбился с маршрута или плутал. Мы благополучно сели на ледяном аэродроме Верхне-Тамбовского. На берегу собралось все население села с красными знаменами и приветственными лозунгами... С опозданием на два часа в тот же день мы прилетели в село Мариинское. Это, в прошлом кулацкое, село встретило нас не совсем приветливо. Здесь не оказалось даже горячей воды. Мотор закапризничал, и бортмеханику удалось с ним справиться лишь к вечеру, когда вылетать в Николаевск было уже поздно... Немало хлопот и волнений доставило жителям Николаевска-на-Амуре наше опоздание. Большинство их никогда еще не видели самолета. Понятно, что с утра все потянулись к аэродрому. Ждали. Прошли все сроки, а самолета нет. Была даже обещана премия тому, кто первым увидит воздушного гостя. Но эта премия так и осталась не присужденной. Только на следующий день - утром 11 января - николаевцы увидели нашу дюралевую птицу. В Николаевске мы застряли надолго. Два дня Водопьянов неустанно поднимался с ледяного аэродрома и садился на него. В эти дни несколько десятков лучших ударников города получили воздушное крещение на его самолете... 343