Левитов А.И. Моя фамилия
кетки, ни высокие сапожные каблуки, когда шинель с длинным капюшоном я называю и не могу иначе назвать, как шинелью, а не полтора платья, — и теперь, говорю, отец мой вспоми нается мне не иначе, как с лицом, на котором обыкновенно светились ум и энергия, как-то осо бенно изможденным и обессиленным, со слезами до того светлыми, что ни один человек ничего лучше в целом мире не мог найти для жертвы, которая бы перед лицом божиим искупила его печальную жизненную долю. — Петрушка!—стонет в мои уши это лицо,— когда я, горемычный плебей, прохлаждаю теперь мою безысходную злобу в кабачном омуте: — что же это за жизнь наша с тобой разнесчастная. — Ш-што?—грозно вскрикиваю я при этом вопросе, безмолвно сидя до того времени за зе леным полуштофом. Самым неистовым образом, разгулявшееся в кабачных стенах — горе вздрагивает в это время от моего крика, потому что промерзшая дворовая изба выростила меня каким-то Бовой- Королевичем, голос которого, в известные мо менты бывает слышен на целые тридцать царств... —^Господин! Не буяньте-с. Место здесь не такое-с, — казенное место, — усовещивает меня красная рубаха из александрийского ку мача, надетая на широкие плечи целовальника, с широкой окладистой бородою. 20
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz