Кузубов В.М., Записки елецкого филателиста

В. Кузубов Раздел 1 180 дору подвала. Спрашивают на неясном языке. Я ответила по-немецки: «Не понимаю». Тогда заговорили по-немецки: «Не бойся, ты – русская, мы – французы, тоже заключенные. Рот-фронт. Ты будешь находиться в женской камере с политическими француженками…». Завели в камеру, повязку не разрешили снимать ни днем, ни но- чью: такое наказание в этой тюрьме. Окружили француженки: «Рус… Русо», – что-то лопочут. Я ничего не поняла. Одна женщина обратилась ко мне по-польски. Это была Мария, с ней мы подружились. Францу- женки рассказали, что мы находимся в крепости Метц, под землей. Здесь сидят политические, коммунисты-французы да несколько нем- цев, которые против фашизма. Всем, кто попадает сюда, завязывают глаза на определенный срок, а мне завязали пожизненно. День и ночь в камере находится патруль, следит за порядком и поведением заклю- ченных. Разговаривать не разрешалось. Переодели меня в первый же день в чистое, что у кого нашлось, вымыли волосы, где-то разыскали газовую коричневую косынку, свер- нули в восемь раз и завязали глаза. Через нее, хоть и мрачно, но все же что-то видно. Пищу давали три раза в день в железной миске без ложек. Горячий суп нужно съесть за несколько минут. Это тоже наказа- ние, выдуманное комендантом. Спали на двухэтажных деревянных на- рах, блох было несметное количество. Утром все должны были сидеть смирно, ногу за ногу заносить нельзя – все это входило в систему на- казаний. Во время обхода при малейшем отступлении от правил мно- гим доставалось от коменданта, который бил заключенных головой о стену. Не избежала и я такого наказания. Француженка Элен и полька Мария очень привязались ко мне, просили запомнить их адреса, а по- сле войны разыскать, если останемся живы. После двухмесячного пребывания в крепости Метц в конце сентя- бря нас начали вывозить в разные места. Меня отправили в тюрьму, в камеру к русским девушкам. Впервые после двух месяцев я загово- рила по-русски. Французам разрешалось ходить из камеры в камеру свободно. Нас же закрывали на засов. Как-то мы заметили, что в тюремном дворе жгут в костре какие-то документы. А часа в два ночи мы услышали стук в дверь и шум в кори- доре. Какой-то поляк открыл засов и сказал: «Тюрьма разбегается, эс- эсовцы ушли!» Мы бросились в коридор. В тюрьме все камеры пусты,