Кузубов В.М., Записки елецкого филателиста

Филателия в моей жизни, в отражении истории других стран 177 Я знала, что в ночь с 23 на 24 марта 1944 года Леонард не будет ночевать дома. Утром, как обычно, пришла на работу. Мой начальник сказал мне: «Не раздевайся, пойдем со мной, поможешь отнести кни- ги». Уже в комиссариате он сказал: «Тебя вызывает шеф». Я почувство- вала недоброе: может, Леонард попался? Если бы знать о его аресте раньше, то можно было бы скрыться. А теперь я не знала, что делать. Шеф, увидев меня, сразу закричал: – Где Леонард? – Не знаю, дома он не ночевал. – Поедешь в гестапо, там все узнаешь! Посадилменя вмашину и в сопровождении еще двух немцев доста- вил в гестапо. Стало ясно, что Леонард арестован. Но за что? Машина остановилась возле бывшего политехнического института. Фашисты разместили здесь гестапо. На сердце стало пусто, тревожно. Комната, куда привели перед допросом, была забита до отказа. Леонарда здесь не оказалось. Меня узнал его друг. Он протиснулся ко мне, стал сзади и шепнул: «Не признавайся ни в чем, Леня попался с ротатором, кото- рый несли в лес связные. Они выдали его на допросе». Итак, 24 марта 1944 года я была арестована. Допрашивал молодой, лет двадцати парень, одетый в штатский костюм. На все вопросы о свя- зях Леонарда с партизанами я отвечала отрицательно. Следователь начал хлестать меня резиновой плеткой, подвел к двери, хотел зажать мою руку, но почему-то раздумал. Я кричала изо всех сил, разыгрывала из себя незнающую дуру, и было мне не так больно, как обидно, унизи- тельно и противно. После подписания протокола допроса меня отвели в камеру. В ней уже находилось человек пять, рядом – мужская камера. Когда выводи- ли мужчин в туалет, среди них мне удалось увидеть Леонарда. Ночью какой-то гестаповский надсмотрщик передал мне в камеру от Леонарда записку, кусок бумаги, огрызок карандаша. Я написала от- вет, в котором сообщила, как вела себя на допросе: что говорила, что у меня спрашивали. Вечером услышала стук в стену: это «морзянка». На- чала принимать. Готовила краткие ответы и сама выстукивала. В даль- нейшем это помогло нам согласовать свои показания на допросах. После первого допроса меня не вызывали около 10 дней. За это время в камеру подсаживали много девушек и женщин, партизанских