Кривошеин Н.В., Город Лебедянь и его уезд в 1917-1921 гг.

446 447 Город Лебедянь и его уезд в 1917-1921 гг. Приложения Случайно узнал, что Лебедянская упровкомиссия исключила меня из Р.К.П., как «партийного карьериста, которому больше всего дороги личные интере- сы». Сообщаю комиссии, что это постановление считаю неправильным, оши- бочным, непродуманным и опротестовываю его, пользуясь предоставленным мне сроком (2 недели), считая с 12 сентября, которым помечено постановле- ние, чрез вашу комиссию пред губернской. Я удивлен двумя обстоятельствами, меня занимают два вопроса: 1) Что комиссия нашла во мне от «партийного карьеризма», 2) Чем доказуется, что личные интересы мне всего дороже (подразумевается, дороже Партии)? Сколько я не думал, получив известие о своем исключении, но этим двум пунктам – я путем тщательного сличения своей биографии, хотя бы за послед- нее время, с предъявленными мне обвинениями, не смог, по совести, понять, в чем же дело, и я утвердился во мнении, что произошло какое-то дикое недо- разумение или заранее враждебный подход ко мне. Мне представляется, что комиссия введена в заблуждение каким-то ловким человеком, который посто- янно наседал на нее с якобы серьезными доводами против меня, сводя на деле, в мое отсутствие, очень тонкие счеты со мной, как личностью ему неприятною. Я прошу товарищей из комиссии беспристрастно, забыв на момент, что они исключили меня из Партии, вдуматься в эти мои последние слова и по сове- сти размыслить, были ли материалы или пустые слова (подчеркнуто автором – авт.) обо мне как негодном члене Р.К.П. Позвольте, товарищи, остановиться на первом пункте обвинения – пар- тийном карьеризме. Я не знаю, конечно, в чем он, по-вашему, выразился, но я спрошу хотя бы т. Берзина, знавшего меня больше года, добивался ли я вся- кими неразборчивыми, преступными путями, чтобы меня избирали на ряде конференций абсолютным большинством в Уком, а в самом Укоме меня изби- рали председателем или секретарем? Если т. Берзин искренне ответит на мой вопрос, то его ответ будет: «Нет, этого не было, чтобы он всячески протягивал сам себя, вопреки желаниям большинства». Теперь другие факты: 1) В 1918-1919 году я был членом Губисполкома и Тамбовского Укома Р.К.П., и сам попросил снять меня для партработы в село Рассказово, ближе к массам. В Рассказове я был больше года и работал просто районным организатором и председателем райкома, никогда не прося всяких «повышений», не обивая по этим вопросам порогов Губкома. 2) В 1920 г. я был переброшен в Лебедянь членом Укома и по истечении, кажется, 3-й уконференции, Уком выдвигал меня предукомпартом вместо т. Ланина, бывшего таковым – т.т. Алферов, Васильев, Татаринов и Шахов, веро- ятно, помнят (они были тогда в Укоме), как я категорически отказывался, и несмотря ни на что, все же отказался после нескольких переголосований. После место предукома занял т. Милованов, и может ли кто утверждать, что я отбивал у него это место, хотя считался более опытным работником. Где же здесь карье- ризм? Наконец после, когда меня тянули в Губком на ответственную работу по заведыванию агитпропотделом Тамбовского Губкомпарта, я отказывался и президиум Губкома может свидетельствовать, что я не ломался и не рисовал- ся от такого почетного назначения с точки любого «партийного карьериста», каковым я себя не могу признать после всего сказанного на этих двух страни- цах. Теперь о втором обвинении – это то, что личные интересы мне дороже инте- ресов партии. Я уверен, что здесь та же «неизвестная» ловкая рука подсунула комиссии единственное, что она могла подсунуть – это мой отъезд в Москву. Прежде чем перейти к этому вопросу – позвольте мне опять вкратце коснуться условий моей прежней работы и доказать, что обвинение неправильно вообще! Хотя бы из предшествовавшего (мой переход от Губисполкомства к массовой низовой работе) видно, что дело было не так, как гласит обвинение, что в част- ности сама партработа притягивает меня больше всего. Наконец, с Партией я пережил все ее трудные моменты (во время легальной работы). В Тамбове в июне 1918 г. я спасался от преследований белогвардейщи- ны, в 1919 г. я эвакуировал огромные материальные ценности из Рассказова от Мамонтова, и отъехав от Рассказова на 7 верст с обозом, я возвратился на утро с 3-мя товарищами и образовал Ревком, представляя с этими товарища- ми и власть, и реальную силу. Неоднократно, что может засвидетельствовать т. Васильев Б., тогдашний председатель Тамбовского Укома – я просился на фронт, и после, уже в Лебедяни, во время мобилизации на Польский фронт членов Уко- ма или Уисполкома – я просил Уком отпустить меня на войну, но Уком не пустил (было это во времена Ланина, Милованова, вскоре после отъезда Трелина из Лебедяни, я тогда заведывал отделом работы в деревне). Теперь о моем отъезде в Москву. Товарищи члены комиссии видели, что я в нужное время мог взяться за винтовку. В период мирного экономического раз- вития я считал целесообразным использовать и углубить свои знания путем высшего образования для будущей работы. Уком, затем Губком (сначала коле- блясь, а потом всецело) и, наконец, Ц.К. дали мне возможность учиться. Я уехал не своевольно, не ставя свои интересы превыше всего, не идя против Партии, но по согласию в течение нескольких раз всех органов Партии от Укома (не счи- тая «особых мнений» т. Шахова, не воздействовавших ни на Губком, ни на Ц.К.) до Губкома и до ЦеКа. Моя поездка является лучшим опровержением моей яко- бы склонности к партийному карьеризму – я променял почетное назначение завагитпропом Губкома на работу коммуниста-студента. Если бы я был карье- ристом – я бы так не рассуждал. Я кончаю, товарищи члены проверочной комиссии, этим свое заявление. Я заявляю вам, что выкинуть меня из Партии вы не имеете коммунистического права, если вы обсудите все это дело не с точки зрения наговоров и интриг, а как проверочная комиссия, по своей коммунистической совести. Исключение из Партии для меня равносильно гражданской смерти. Если даже Губернская комиссия, в которую вы перешлете, надеюсь, это заявление, если не разреши- те его сами, не поймет моих объяснений, то мне остается печальная роль ком- муниста вне Партии. Вы меня можете выгнать из Партии, с которой я сжился, которая мне дорога и по трудностям, и по радостям, и по воспоминаниям, но я не отойду от порога Партии. Я еще раз прошу пересмотреть мое дело и в крайнем случае отослать это заявление в Тамбов. На днях я сам приеду в Лебедянь и дам все нужные устные объяснения. Сейчас я задержан тем, что не могу достать предложения на про-