Ковалев С.Ю. Липецк авиационный (1941 - 1945)

Осмотрелись, вроде поблизости никого. Самолет облили бензином и подожгли. Жаль было смотреть на совершенно здорового трудягу «ила», столько месяцев верно, словно конь, служившего экипажу. Сердце сжималось от жалости, когда его округлые бока охватило пламя, а затем он весь превратился в костер из металла. Забыв, что они на оккупированной территории, что костер — это хороший ориентир для немцев, Барашев, Травин и стрелок-радист Б.А. Андриевский, прощаясь с другом, стояли поодаль, словно у могилы, с понурыми головами. Привел их в чувство мальчонка, прибежавший с дурной вестью. Стали уходить. При попытке пробраться к линии фронта внезапно натолкнулись на засаду полицаев, отстреливаясь и отходя, рассыпились в темноте ночи. В полк вернулся один Барашев. Линию фронта он перешел врайоне Ливны. А.Е. Голованов подал этот случай по-иному, он даже это оговаривает в своей книге: «В истории части эпизод этот описан несколько по-другому. Мне лично он известен таким, каким я его и привожу. Придя на цель и отбомбившись, самолет Барашева получил прямое попадание и, неуправляемый, начал падать. Экипаж был вынужден покинуть самолет на парашютах. Попытки Барашева после приземления найти кого-либо из своих товарищей не увенчались успехом. Вот здесь-то и проявилась вся натура этого человека. Приземлившись вблизи какой-то сортировочной станции и обнаружив, что продолжавшаяся бомбежка загнала людей в укрытия, летчик решил спрятаться в стоявшем на пути железнодорожном составе, надеясь, что там его искать не будут. Он забрался в вагон с углем. Когда налет кончился, состав тронулся. Куда, в каком направлении, пилот определить не мог. Усталость взяла свое, он и не заметил, как заснул. Когда проснулся, поезд продолжал движение. На стоянках, весьма длительных, Барашев слышал незнакомуюречь и определить, где находится, не мог. День сменился ночью, и опять настал день, а состав все шел и шел с продолжительными остановками. Так минуло несколько суток — без глотка воды, без крошки хлеба. Длительность пути навела Барашева на мысль: уж не идет ли этот состав на территорию Советского Союза и не везут ли его ближе к дому? В сердце летчика затеплилась надежда. Вскоре эта догадка подтвердилась: однажды ночью он услышал русскую речь. Стало ясно, что он хоть на оккупированной, но на родной земле. Барашев, конечно, обрадовался, но понял, что немедленно нужно уходить, так как, видимо, эшелон вот-вот прибудет к месту назначения и начнетсяразгрузка». Откуда почерпнул эти сведения Александр Евгеньевич, мне неизвестно. И хотя они значительно разнятся с архивными данными, я их привел полностью. Пусть эти две версии останутся рядом, авторитету летчика они не повредят. Надо сказать, что боевые успехи Дмитрия Барашева в значительной степени зависели от того, кто сидел в самолете впереди него. Отличный штурман в экипаже — это больше, чем полдела. Летчику в этом плане везло. Вместо Травина ему дали молодого штурмана, только-только прибывшего в полк. Небольшого росточка, худощавый, спокойный и застенчивый, он особого впечатления на уже тертого калача в боевой работе, каким к этому времени стал Барашев, не произвел. Первое впечатление, тем более основанное на внешних признаках человека, зачастую бывает обманчивым. «Поживем — увидим», — подумал тогда командир экипажа. Чтобы увидеть, ждать долго не пришлось. Уже первые боевые вылеты показали: в Ф- 1, так называлась передняя кабина, сидит классный штурман, с божеским даром вождения самолета, ответственный и надежный. История полка свидетельствует: «В составе экипажа Барашева стал летать штурман Сенько, прибывший в полк в сентябре и на первых же порах боевой работы показавший исключительную настойчивость и смелость». Особенно проявил себя обновленный экипаж в Сталинградской битве. С 10 ноября в этом районе наступила пора туманов, снегопадов и метелей, а через девять дней началось наше наступление. Там, на Волге, советские войска нуждаются в помощи с воздуха, а непогода приковала самолеты к земле. Лишь немногие, в том числе и Барашев, используя 385