427 427 входа в Нижний парк, а далее шла вдоль теперешней улицы Литаврина. Посмотрите на эту фотокарточку: вид улицы до революции. Наш дом (нечёткие глаза у меня стали) вот за эти домом стоял. Первый этаж – каменный, второй – деревянный. Прадедушка мой строил. Вернулся с турецкой войны герой- героем, с медалями на широкой груди. Женился. Да невзлюбила молодую невестку свекровь: мало приданого привезла – всего- навсего два сундука добра. Пришлось, волей-неволей, идти на квартиру. А потом надумали собственный дом строить. Взял прадедушка в долг у купца Хренникова 800 рублей в счёт отработки: устроился работать на купеческую мельницу. Нелегко заработать денежку: в год – не более 300 рублей… К 34-му году от большой семьи сталось нас четверо: мама, дедушка, тётя и я. Занимали мы весь второй этаж, первый этаж сдавали квартирантам. Они-то и спасли нас от «уплотнительной» кампании. Когда квартиранты выехали, на наш дом многие глаз положили. Сразу объявились агенты власти: «Вас четверо, можно разместиться и в одной комнате». Навесили на двери» свободных» комнат замки, опечатали. Пыталась мама объяснить, что будет проводить ремонт, после которого отдаст квартирантам под заселение первый этаж, н на слова её и ухом не повели. Пришлось обратиться к городским властям. Помогло: через некоторое время опечатку сняли. Но история на этом не завершилась. Зачастил к нам Жорка из НКВД: «Пусти на квартиру, а то хуже будет…» Мы отказывали, как умели. В начале лета 1934-го влетает на кухню тётя: «Жорка со своей бабой первый этаж заняли!» Высыпали мы на двор, глядим: окно выставлено (дверь-то мы изнутри закрывали и для крепости лопатой подпирали), в комнате стоит военный с револьвером на боку, а рядом – молодая жена. А в двор направляется подвода с добром, на сундуке, обитом жестью, сидят брат и сестра нашего «уплотнителя». Родственники наши пытались остановить бесцеремонное вторжение, н вышел новый «хозяин» и для начала крепко выругался. Кинулась к нему матушка, но он отбросил бесцеремонно её руку. Почему-то улетучился из меня