240 240 повторить их практически невозможно. Конечно, писать как Бунин, – задача невыполнимая, но стремиться к этому надо. Но ещё раз замечу, что объективно соответствующей языковой среды уже не существует. Мы живём в мире искажённых словесных фраз, словесных конструкций, штампов… И вот на этом чудовищном языке, смеси англо-саксонсокого- нижегородского-тамбовского-блатного языка, ясное дело, создавать произведения, равные сочинениям Бунина, Пушкина, Толстого, невозможно. Были и делаются попытки, но всё это – подделки, всё – фальшиво. – На выпуск вашей книги откликнулись газеты и радио нашего города. Вы, как автор, получаете письма от читателей. Приведите, пожалуйста, наиболее яркие отклики. От кого именно? – Мне хочется поблагодарить всех, кто прочитал мою книгу. Она, правда, вышла очень ограниченным тиражом, всего полторы тысячи. Признаюсь, что все отклики – и устные, и письменные – хорошие и доброжелательные. Спасибо! Особенно для меня ценен отклик из Москвы, из Бунинского наследия, – организации, которая собирает и изучает материалы, связанные с жизнью и творчеством писателя, а также отклик внучатой племянницы Ивана Алексеевича, Раисы Михайловны Калтыгиной, которая сейчас живёт на Кубани. Прислала совершенно чудесное письмо… – В декабре 29-го года Галина Кузнецова записывает в дневнике: «Перед обедом сидел с Зуровым у него (Бунина. – М.К.) в кабинете, и он читал вслух «Суходол». В середине вдруг оба остановились и стали смеяться, и он сказал: «Конечно, тот же Суходол! И нечего говорить о Европе! Здесь тот же самый, чистейший Суходол, и все мы оттуда». Не относится ли это высказывание ко всей русской классической литературе? – «Суходол» в творчестве Бунина занимает особое место, потому что в нём и родовые корни, и родовые предки самого рода Буниных. И «Суходол» – это как бы исторический срез крестьянско-дворянской России. И не случайно Горький назвал эту повесть одной из самых жутких русских книг. Вот этот срез – исторический и бытийственный – на протяжении многих веков