Китаев А.С., Очерки немеркнущей памяти, т. 1

Усманское отделение ЛОКО 87 Глава 1. История населенных пунктов плену и вернулся домой позже моего отца. Интересно, из Германии Василий принес электрическую лампочку и все пытался пристроить ее к керосиновой. Удивляясь, что она не горит. У моих родителей было трое детей - старшая моя сестра Мария и младшая Татьяна. Таня скоро умерла. Ее мать понесла в церковь причащать. Она стояла за ребенком, больным скарлатиной. И ложка изо рта больного ребенка была сунута в рот здоровой. И Таня через несколько дней умерла. Вот т акая большая семья жила в одном двухкомнатном доме, одна из них сени. Да еще перешла жить в эту семью моя бабушка по матери - Прасковья Рафаиловна. Дед по матери - Ивелий Ильич умер рано, и бабушка перешла жить в общую семью. Она занималась приготовлением пищи, а все остальные работали в поле, огороде, а зимой пряли и ткали полотна. В доме всем руководил дед, когда кому что делать все указывал дед. Вставали с проблесками рассвета и ложились с наступлением темноты. Дед по дому делал все сам. Он умел сделать стул, табуретки, скамейку, телегу и другие домашние вещи. Отец меня очень любил и когда ездил в поле, то брал меня с собой. Более-менее ясно помню одну такую поезду. Это было летом 1919 года. К нашему селу с севера подходили казаки (казачий корпус генерала Мамонтова, совершавший рейд по тылам Красной Армии). Шел разговор, что казаки грабят население, отбирают лошадей. У нас было две лошади - старая «Серка» и молодая «Карька» – так их называли. И тут дед отправляет отца с Карькой в Куликовский лес. Там мы пробыли с отцом пока в нашем селе хозяйничали казаки. Это было 3-4. Спустя 3 дня отец кустарщиком пошел в село «на разведку». Отцу удалось выяснить, что белые ушли, поскольку их преследовала конница Буденного. По возвращению ко мне дед запряг в телегу Карьку и мы вернулись домой. Поздней осенью отец заболел тифом и через шесть дней умер. Так мы прожили с отцом около года, и я вновь стал «безотцовщиной». Оставаться в лесу одному было страшновато, и я все время находился у головы пасущейся Карьки, не отходил от нее ни на шаг, как будто она должна была меня защитить от казаков и лесных приведений. Смерть отца. Со смерть отцажизнь унас значительно ухудшилась. Дед не захотел, чтобы мы, т.е., мать, бабушка, Маша, я и Таня оставались у него - много ртов и мало работающих. Отделяя нас, он выделил только одну старую Серку, советуя лошадь продать и на эти деньги купить избу. Мать решила, говоря сегодняшним языком, жилищную проблему совершенно оригинальным и неожиданным образом. Мой прадед, дед по отцу, Иван Семенович жил напротив дома деда. У него была своя изба, хороший сад с пчелиными ульями. Все это подписано (завещано) его дочери Агрипине Ивановне, сестре моего деда Семена Ивановича. Агрипина Ивановна жила в благоустроенном хозяйстве со своей семьей. Шура - Александра Павловна – была внучкой Агрипины. Таким образом, изба прадеда Ивана Семеновича пустовала. Вот ее то и заняла моя мать. Начались суды, споры, скандалы - все права были на стороне Агрипины Ивановны. Приходили нас выселять, но мать выставляла вперед нас - детей. У представителей молодой Советской власти не поднимались руки выбросить нас. Но все же Агрипине Ивановне удалось нас выселить на улицу. Тогда мать пошла, жаловаться в начальный продотряд, который стоял в нашем селе. Пришедшие красноармейцы нас вновь вселили в принадлежащую Агрипине избу. С тех пор нашу семью никто не трогал. У нас была изба, огород с садом и лошадь Серка. О деде по материнской линии Ивелии Ивановиче почти ничего не знаю. Летом он занимался отходными заработками. Работал официантом на пароходе, ходившем от Ростова по Дону. А зимой жил дома в селе Дрязги. Этот дед рано умер от туберкулеза. Еще до моего рождения. Мать была умной, энергичной и деятельной женщиной. Все решала она. Бабушка занималась делами по дому, а мать вершила все другие дела. Время было тяжелое, без мужика справляться со всем хозяйством было трудно. Особая трудность была с пахотой и другими делами, связанными с обработкой земли. Участки наделяли на самых различных полях. К примеру, десять сажень под Высокопольем, потом у Штыков, в Мещерке, на Куликовской дороге, в других местах. И все это на значительном расстоянии, километров на 10-15 от села, да надо еще учесть, что само село довольно большое и разбросано. В нем было 600 домов с населением 4000 человек. Чтобы как - то справиться с этими полями мать вошла в соглашение с дальним родственником – дедом Демьяном, жившем рядом с нами. У него не было лошади, вот он пахал и сеял, т.е. обрабатывал поля, как свои, так и наши на Серке. За это нас чуть не раскулачили в 1930 году – имели батрака. М н е р а н о п р и ш л о с ь п р и о б щ и т ь с я к сельскохозяйственным работам. Видимо лет с семи запомнилось наиболее тяжелое и неприятное. Основным источником денежных доходов в семье было выращивание махорки. Это очень трудоемкая и капризная культура. Мать с бабушкой сажали рассаду, а мы с Марусей должны были поливать растение. Эту работу надо было выполнять рано утром, еще до восхода солнца, позже нельзя, махорка сгорит. Воду приходилось носить из колодца на значительное расстояние. Ходили без обуви, босыми. Зори холодные. Ноги обливались колодезной водой и мерзли. Отливать махорку надо было несколько зорь подряд. Мать в это время была занята другими делами. Бабушка доила корову, и отгоняла ее в стадо, топила печь, готовила пищу. С лошадью я научился обращаться довольно рано. Серка меня признавала и слушалась. В 7-8 лет я уже мог впрячь лошадь в телегу, в плуг, в борону. Трудность была у меня найти свою делянку. Поля у нас степные, на десятки верст не было рощ, кустарников, водоемов.