Китаев А.С., Очерки немеркнущей памяти, т. 1

Усманское отделение ЛОКО 399 Глава 2. Испытание Отечественной войной усыпана всевозможными листовками, книжечками, газетами немецкого происхождения. На ходу мы поднимали их и читали, бросали и поднимали новые. Была в них и правда, а больше, на мой взгляд, было вранье. Например, в одной из книжечек написано, что солдат 330 полка продал по спекулятивной цене пачку папирос «Беломорканал». Приговорен за это трибуналом к расстрелу. Были там указаны фамилия, имя, отчество солдата, которая взята с потолка, номер полка тоже. А вранье – в том, что не мог солдат в 1942 году курить папиросы, они курили только махорку или табак. Папиросы, да еще «Беломорканал», курили разве только генералы. У солдат махорка не всегда была. На пути к дому нам нужно было переправиться через реку Воронеж. Через мост нас не пропустили военные, охранявшие мост. Мы пошли вдоль реки в надежде где-нибудь переправиться. В одном месте нас перевез на лодке пацан. Было нас четверо. Левая сторона реки на всем ее протяжении низкая, поэтому там всегда луга и много заготавливается сена. Был уже ранний вечер. Мы поели сухарей с водой и решили выспаться этой ночью в стоге сена. Подкопали стог снизу, залезли туда, завалили вход сеном и все сразу уснули. Ночью я проснулся оттого, что кто-то ходит возле стога. Подошел, напротив нас остановился. Начал чем-то шуршать. Потом затих начал покряхтывать. Понесло зловоньем. Понял, что этот человек справлял нужду, чуть не на голову нам. Я держался, чтобы не рассмеяться, думал, что я это один слышу, остальные спят. Оказалось, что слышали все. Потом кто-то не выдержал, хихикнул. Мы все за ним дружно захохотали. Бедный дядя! Его как ветром сдуло. Мгновенно исчез в темноте. Мы смеялись с полчаса. Потом кто-то сказал, что нужно не смеяться, а немедленно уходить отсюда. Неизвестно, кто это был и он может привести сюда вооруженных людей. Ему ведь тоже неизвестно, кто мы и сколько нас. Конечно, ему показалось, что нас очень много. У страха глаза велики. Предложение было разумным. Мы ушли напрямую. без дороги. К утру вышли в Ендову. Есть такое болотистое место километрах в пяти от села Боровое. Дальше домой дошли без приключений. Вечером этого же дня мне пришлось снова убегать от властей. За мной зашел Иван Сундеев. Я взял «мешочек» и мы пошли за Мишкой, чтобы где-то ночевать. Обычно в сене ночевали, в стогах. Пришли к Мишкиному дому, увидели в окно – Мишка ужинает не один, вся семья. Возле дома сидели на скамейке девчонки. Они были немного постарше нас. Мы стояли рядом, о чем-то говорили с ними, сейчас не помню. Одна, звали ее Клава, фамилия Пескова, вдруг тихо говорит нам: «Быстро уходите. Облава!» Был лунный вечер. Мы увидели метрах в трехстах вооруженного автоматом старого чекиста по фамилии Ломакин, с ним было еще человека четыре. Мы с Иваном юркнули в приоткрытые ворота, во двор. Во дворе была мазанка с двумя оконными проемами без рам. Проемы находились друг против друга. Один во двор, второй – в огород. Мы могли бы выскочить в огород и убежать на речку и далее в лес. Но была хорошая видимость, огород был уже убран, и бежать нужно было по открытой местности метров пятьсот. Нас бы наверняка заметили и могли подстрелить. Поэтому мы с Иваном стали внутри мазанки по углам, в надежде, что нас не заметили. Предупредить Мишку мы не успели и девчонки тоже. Мишка был пленен, если можно так сказать. А нас с Иваном думаю, что все-таки заметили. Потому что Ломакин сразу зашел во двор, заглянул в оконный проем в мазанку. Голова его была в полутора метрах и от меня и от Ивана. В мазанке со света было очень темно, и он нас не заметил. Он пошел в дом, а мы с Иваном, выскочив через проем в огород, дали стрекача. За речкой и вдоль нее кустарник и копна сена стояла. Мы в ней и ночевали. Мишку опять отправили в ФЗО, Но через трое суток он был дома. Сбежал, помнится, из Хворостянки. Искал нас с Иваном, но ни моя , ни Иванова матери не знали, где мы находимся. Ушли в лес, а куда, кто знает. Лес на сотню километров тянется. А мы с Иваном утром, набрав с собой хлеба, картошки, соль, ушли в лес. Как раз на то место, где мы с Мишкой ловили рыбу. Слева от просеки есть плес речки Мещерки. Та сторона была в зарослях камыша. На нашей стороне рос мелкий осинник. Мы нашли в осиннике метра на полтора-два полянку, почти на берегу Мещерки. Срубили с десяток осин по кругу. Соединили вершины, получился шалаш. На лодке навозили сена, накрыли шалаш, наложили сена внутрь. Получилось неплохое, теплое и мягкое жилье. В этом шалаше мы прожили неделю. Немного об Иване Рафаиловиче Сундееве, по прозвищу «татар». У него действительно отец был татарин. Но рос он без отца. кроме голода, холода в жизни так и ничего не увидел. Отечество для него было – Отчимом, Родина- мать – мачехой. Вот за них и коммунистические идеи он сложил голову в 19 лет. Он был хороший парень. Правда, не разделял он наших с Мишкой увлечений. Поэтому видимо наше отношение (имею ввиду себя и Мишку) к нему было немного другим. Но повторяю: с ним можно было идти в разведку – не подведет. Иван увлекался донжуанством и не от кого этого не скрывал. Пожалуй, наоборот, афишировал свои романтические похождения. Он без конца влюблялся, то в одну, то в другую девчонку. Но победы были только у девиц легкого поведения, мягко говоря. Ивана был могучий голос – тенор. Как знать, будь он жив, возможно, подучившись, это была бы мировая знаменитость. Но, увы! Судьба распорядилась иначе. Итак, мы с Иваном днем пекли картошку в костре. Ночью костер не зажигали, боялись. Самолеты немецкие в ту пору и за одним человеком гонялись. А уж о костре ночью и говорить нечего. Спали в шалаше на сене. Мягко в сене, тепло. Рыбу ловить было нечем.