Китаев А.С., Очерки немеркнущей памяти, т. 1

398 Усманское отделение ЛОКО ОЧЕРКИ НЕМЕРКНУЩЕЙ ПАМЯТИ погасить ее и ненужный теперь костер, я толкнул ведро ногой и оно упало в воду. А смола-то оказывается легче воды. Она вылилась из ведра и небольшими кругами поплыла по течению продолжая гореть. Заплывала в прошлогодний камыш, крапиву и другие сухие заросли и они горели. Мы с Мишкой отрепали обе фуфайки (кроме гасить огонь было нечем) пока погасили все очаги загорания, а их было пять. Сейчас, по прошествии полсотни лет, думаю, что лесного пожара бы не было бы. В обе стороны от речки метров на триста земля была насыщена водой после весеннего разлива. Но для пернатого мира бед наделали бы много. Домой мы явились окрыленными. Надо же столько рыбы поймали. Где-то в середине сентября собрали нас ребят и девчат. Были среди нас и старше и моложе. Сказали, что отправят копать окопы, и что повезут в Воронеж. Мы ребята уже опытные, нас не один раз обманули. Мы сразу договорились, если повезут в сторону Воронежа – едем, если в сторону Грязей – сбегаем. Что такое война мы еще не знали. Когда мы приехали на станцию Дрязги, ее атаковали три немецких бомбардировщика. Сбросили три 500-килограммовые бомбы и штук пять по 100 или 50 килограммов. Одна полтонная бомба попала на железнодорожное полотно и взорвалась, разрушив дорогу, другая взорвалась сбоку, а третья, упавшая тоже сбоку, не взорвалась. Думаю, что она и сейчас там сидит. Мы в это время находились примерно в одном километре от станции. Все хорошо видели. Некоторые ребята и девчонки прямо оттуда сбежали домой. Ну а мы, опытные беглецы, решили все-таки ехать. Посмотреть поближе войну. Сейчас-то я знаю, что все это были цветочки, ягодки были впереди. Не более чем за два часа путь был восстановлен и мы поехали в сторону Воронежа со соей пищей в виде сухарей копать окопы. Ехали ночью. Со станции Графская поехали на Рамонь. Оттуда пешком по булыжной дороге, потом по грунтовой дороге шли до утра. Сначала была слышна орудийная стрельба, а ближе к цели начали слышать и пулеметную стрельбу. Зашли в какую-то балку. Там много было накопано всяких нор и целых галерей. Нас разместили в этих норах и сказали, что можем спать до вечера. Среди дня, выспавшись, мы почти все повылазили из нор. Никакой охраны не было. Помнится, мы втроем пошли знакомиться с местностью. Поднявшись из балки, увидели, что здесь небольшое село, а точнее остатки села, как нам сказали позже солдаты – Буровлянка. Целых домов там было три или четыре, остальные – только печные трубы. Где были кирпичные или саманные дома, там сохранились и стены. Дальше за селом в низине километрах в полутора протекал Дон. Все это мы узнали немного позже от солдат. Немцы были на правом берегу Дона, наши – на левом. Мы подошли к целым домам. Все было относительно спокойно. Редко стреляли пушки и пулеметы с обеих сторон. Возле одной сгоревшей хаты с целыми стенами нас остановили солдаты. Спрашивают: «Куда вы, орлы? Здесь война. Как вы сюда попали?» Мы сказали, что приехали копать окопы. И случайно забрели сюда. Приняли они нас как детей-несмышленышей. Начали нам предлагать остаться с ними. Обещали всем нам дать автоматы. Помню, один с усами, в петлицах у него были четырехугольные квадратики (погон еще не было) сказал, что если нам дадут автоматы, то через две, три недели Гитлеру конец. А второй спросил: «Ребята вы еще на горшок ходите или уже уборной пользуетесь?» и т. д. и т. п. Под общий гогот. Смеялись за компанию и мы. Рядом стоял уцелевший дом. Мы как-то незаметно придвинулись к нему. В воздухе в это время появился немецкий двухфюзеляжный самолет разведчик- корректировщик. Все солдаты спрятались за стену. Стали с краю стены и мы. Потом солдаты вдруг заговорили: «Хрущев, Хрущев идет». Я не знал, кто такой Хрущев. Узнал через десяток лет после войны, когда он стал главой страны. А тогда подошли двое военных, знаки различия были в петлицах, я их по сей день не знаю (службу я начинал, когда были введены погоны). В петлицах у них было по две или три звездочки, а кто они были по званию – не знаю. Рядом со мной, к стене стал один из них, а за ним стоял Хрущев Н.С. Потом самолет улетел. Немного времени спустя, услышал нарастающий шелест, который прошелестел немного в стороне и ушел дальше в сторону балки, из которой мы пришли. Там раздался взрыв. Внимание мое было отвлечено, и я не знаю куда ушли Хрущев и другой начальник. И так я впервые услышал полет снаряда. Потом такую «музыку» пришлось слышать. Научился по звуку определять, долетит, перелети ли тебя снаряд или мина, и далеко ли взорвется от тебя. Несмотря на всю дикость, нелепость такая наука есть. К ней привыкают. А в тот раз получился хороший урок, особенно тем, кому после пришлось воевать. Вся братия-охотники, выспавшись, повылазила из нор. Образовав, что-то вроде цыганского табора. С самолета это видимо заметно. Начали стрелять крупнокалиберными снарядами по балке. Бог ты мой! Что там началось твориться. Вой, визг, плач. Все бегут куда попало подальше от этого места. будь я в это время там, делал бы тоже что и все. Но мне довелось все это видеть как бы сбоку. Никаких жертв или ранений не было на этот раз. Как из под земли откуда-то вдруг появились солдаты, не меньше сотни. Цепью оцепили ревущую толпу и всех силой загнали в норы. Ночью нас повели копать окопы. Помню, мы втроем копали круг диаметром метра полтора, глубиной с метр, а от круга в обе стороны траншея метра в два с половиной глубиной. На вопрос, что мы копаем? Солдат рыкнул: «Не ваше дело». Сейчас я знаю, это была огневая позиция для 82-милиметрового миномета. Возвратясь еще с темнинкой в свою нору, мы сбежали и отсюда. Война, к которой мы стремились, нам не понравилась. Особенно на своих харчах в виде сухарей на все блюда. Да и приняты были не серьезно, как дети из детсада. Вблизи передовой линии обороны вся земля была