Китаев А.С., Документальное эхо войны

204 Вот письмо, которое было вторым и которое ему особенно дорого: «Дорогой друг, Василий Иванович, я действительно не забыл тех дней и ночей, ибо они не забываются, пока я жив. Я прекрасно помню, что я наводчик 4-го 82-мм минометного орудия и мой командир В.И.Хамов. Помню, как в Познани пили спирт. Извини, что буду называть тебя на ты, ибо мы с одного года. Ты говорил: «Я пью, а на тебе вся ответственность». Помню, дорогой, как в Познани, в теплицах, нас обстреляла своя артиллерия и я подымал тебя, когда зашибло черепицей. Думал, что убит, а у меня все лицо было поцарапано. Помню, когда на батарее оставалось из обслуги только шесть командиров, и я, один навод- чик, и то благодаря твоей заботе меня не отправили в пехоту. Да, жизнь фронтовая была суровая и держалась на волоске все время, но борьба была справедливая. И, конечно, в живых остаться в то время это было счастье, не сравнимое ни с чем, и, как говорится в народе, надо родиться в рубашке, чтоб быть живым. Я не забыл тебя, Василий Иванович, потому что ты просто русской души человек, друг и то­ варищ, и часто вспоминаю военные годы, глядя на фотографию, которую ты мне выслал из госпи­ таля из-под Варшавы. И помню то, что ты из Воронежской области, ныне — Липецкой. Когда я писал то, первое письмо, без фамилии и имени, не представлял, кто именно, хотя в наше время — все возможно. Я рассчитывал, что кто-то из «шестерки» на фотографии — мои знакомые. И это оказался ты. Прав­ да, я не ожидал в это время письма. Думал, мое не дойдет до назначения и где-то затерялось. Но вдруг такая неожиданность! Предста вь, 6 марта провожаю жену и сына к дочери в гости в Крым, где она работает учителем. Воз- ле почты меня зовут: «Вам письмо». Когда я глянул на адрес, я не мог представить, что со мной случилось. В тот миг сразу почему-то остановилось сердце. А потом, может, и неудобно и не по- мужски сказать, но от большого счастья и радости слезы покатились ручьем, и я плакал навзрыд...» «Вот так мы и переписывались, — говорит Василий Иванович. —А День Победы я встретил в госпитале в городе Кюстрин в 70 км от Берлина. Имел тяжелое ранение в ногу и в предплечье левой руки. Выписался из госпиталя только в октябре 1945 года. Весть о том, что пришла долгожданная победа, сообщила медсестра. Зашла в палату и как закричит: «Ребята, война закончилась!». Ра­ дость ту передать невозможно. Федор Лысенко в письме ко мне тоже вспоминал об этом, хотя прошло столько времени. Василий Иванович показывает письма об окончании войны: «Как тебе известно, свой путь мы закончили в Берлине, и 9 мая мы также праздновали там. Мне трудно даже сейчас передать, как это было, но помню — последний залп сделали своей батареей десятью беглыми выстрелами по канцелярии Геббельса. Это было, кажется, 30 апреля. И после стояли возле церкви, почти в центре Берлина. 9 мая утром все еще спали, когда услышали голос дневального: «Подъем! Тревога!» Все сразу вскочили: мало ли что случилось. А он говорит, что передали по телефону из штаба: «Конец во- йне. Сегодня день Победы!» И представь, дорогой друг, что творилось в то время. Ведь мы живы остались. Столько было радости и слез одновременно. Короче говоря, и ты это пережил». Переписка боевых друзей Василия Хамова и Федора Лысенко длилась почти тридцать лет, но последнее письмо не радовало Василия Ивановича, так как уже началась в стране перестройка, и, по суждению В.И.Хамова, у нас, в г.Усмани и области, было гораздо лучше, чем его другу на Украине. Федор писал: «В этом году перенес операцию, живу один. Дети в Харькове, на тех же местах, но почти без работы, а если работают, то зарплату не платят. А если платят, то не деньгами, а про- дуктами: печеным хлебом, мукой, консервами или утюгами. Вот Руслан, внук, окончил институт по специальности экономист, но устроиться на работу не может, несмотря на то, что у него диплом с отличием. В настоящее время на Украине идет полный развал сельского хозяйства и цены на сельхозпродукцию низкие». Федор Лысенко долгое время работал председателем колхоза и очень переживал за это. Вот уже несколько лет Василий Хамов не получает писем от друга и не выдержал — в начале