Кашменский П.Д., Домик на станции Лев Толстой

рый всегда готовился во мне и задатки которого всегда были во мне. Со мной случилось то, что жизнь нашего круга— богатых, ученых— не только опротивела мне, но потеряла всякий смысл... Жизнь же всего трудящ егося народа... представилась мне в ее настоящем значении. Я понял, что это— сама жизнь, и что смысл, придавае­ мый этой жизни, есть истина...» В жизнь Льва Николаевича физический труд входит как неотъемлемая часть, как потребность. Здесь же, в музее, на одном из стендов мы читаем такие его слова: «Меня так и тянет косить, рубить, что я и делаю. И бо­ лят руки, а сердцу легче». А вот экспонаты, подтверж ­ дающие, что это были не просто слова. На одной из фотографий Лев Николаевич изображен на лугу во время сенокоса, на д р угой— в поле. А около них, на высоком столике,— искусно отлитая из чугуна фигура Толстого за сохой. Еще теснее Лев Николаевич сблизился с народом в 1891 и 92 годах, когда он ездил в Рязанскую губернию , чтобы помогать бедствующему от голода населению. Голод в России всегда являлся всенародным бедст­ вием. В XIX веке в нашей стране было 40 неурожайных лет. С 1890 по 1900 год голодало 29 губерний. Только в одном 1891 году 40 миллионов крестьян страдало от недоедания. Это всенародное бедствие еще более обострило кризис в сознании Льва Николаевича, его социально­ протестующие настроения, заставило писателя глубже