Писатели Липецкого края (Антология. XX век)

ПИСАТЕЛИ ЛИПЕЦКОГО КРАЯ | АНТОЛОГИЯ XX ВЕК 90 Пивник уже освежал свое заведение, уже волновались кругом ветры и травы от солнца, когда Вощев с сожалением открыл налившиеся влаж­ ной силой глаза. Ему снова предстояло жить и питаться, поэтому он по­ шел в завком - защищать свой ненужный труд. - Администрация говорит, что ты стоял и думал среди производ­ ства, - сказали в завкоме. - О чем ты думал, товарищ Вощев? - О плане жизни. - Завод работает по готовому плану треста. А план личной жизни ты мог бы прорабатывать в клубе или в красном уголке. - Я думал о плане общей жизни. Своей жизни я не боюсь, она мне не загадка. - Ну и что ж ты бы мог сделать? - Я мог выдумать что нибудь вроде счастья, а от душевного смысла улучшилась бы производительность. - Счастье произойдет от материализма, товарищ Вощев, а не от смыс­ ла. Мы тебя отстоять не можем, ты человек несознательный, а мы не желаем очутиться в хвосте масс. Вощев хотел попросить какой нибудь самой слабой работы, чтобы хва­ тило на пропитание: думать же он будет во внеурочное время; но для просьбы нужно иметь уважение к людям, а Вощев не видел от них чув­ ства к себе. - Вы боитесь быть в хвосте: он - конечность, и сели на шею! - Тебе, Вощев, государство дало лишний час на твою задумчивость - работал восемь, теперь семь, ты бы и жил - молчал! Если все мы сразу задумаемся, то кто действовать будет? - Без думы люди действуют бессмысленно! - произнес Вощев в раз­ мышлении. Он ушел из завкома без помощи. Его пеший путь лежал среди лета, по сторонам строили дома и техническое благоустройство - в тех домах будут безмолвно существовать доныне бесприютные массы. Тело Воще- ва было равнодушно к удобству, он мог жить не изнемогая в открытом месте и томился своим несчастьем во время сытости, в дни покоя на про­ шлой квартире. Ему еще раз пришлось миновать пригородную пивную, еще раз он посмотрел на место своего ночлега - там осталось что то общее с его жизнью, и Вощев очутился в пространстве, где был перед ним лишь горизонт и ощущение ветра в склонившееся лицо. Через версту стоял дом шоссейного надзирателя. Привыкнув к пусто­ те, надзиратель громко ссорился с женой, а женщина сидела у открытого окна с ребенком на коленях и отвечала мужу возгласами брани; сам же ре­ бенок молча щипал оборку своей рубашки, понимая, но ничего не говоря. Это терпение ребенка ободрило Вощева, он увидел, что мать и отец не чувствуют смысла жизни и раздражены, а ребенок живет без упрека, вырастая себе на мученье. Здесь Вощев решил напрячь свою душу, не жа-