Писатели Липецкого края (Антология. XX век)

ПИСАТЕЛИ ЛИПЕЦКОГО КРАЯ | АНТОЛОГИЯ XX ВЕК 74 - Как коммунист все равно! Арина отдала сверток с коленкором соседке Марье и угрюмо наклони­ ла лицо, не зная, за что приняться. - Батюшки, и Трофима-то нет, - сказала она, утирая подолом лицо. - А где он сам, старик-то? - На огород пошел. - В сарае! До самого сарая Арина всхлипывала и сморкалась в подол. Вукол сто­ ял у верстака, в правой руке держал пилку, косил глазами на запылен­ ную доску, приготовленную «на всякий случай», вымерял ее, как лучше отрезать. Арина встала посередине ворот. - Дед, а дед? - спросила она убитым голосом. - Что ты сделал-то?.. - Ничего я не сделал... Ты что пришла? - Да как же так? - смелей заговорила Арина. - Народ стоит и насме­ хается. Вот, говорят, что коммунист не по-христиански поступил. Стыда одного не оберешься. Говорят, не могут старуху с честью схоронить. - Пускай говорят, - угрюмясь, бросил Вукол. - Иди, Арина, убирайся. Тебе теперь некогда... Около двора показались бабы и ребятишки. Арина переменила раз­ говор: - Завтра хоронить-то будем? - Завтра схороним, - ответил Вукол, кладя на доску рубанок, и, при­ стукивая им, выбил жало. Арина не успела подойти ко двору, ее окружила толпа. - Ну что? Как?.. Та махнула рукой. - Ни в какую!.. Вукол, как ветром, погнал с шершавой доски пахучие, золотисто вью­ щиеся стружки, думая: «Когда делаешь гроб, доски всегда пахнут смер­ тью»... Трофим узнал о смерти старухи, не доезжая еще версты две до села. Плечистый и густо обросший мужик Андрей метал жниво возле самого большака. Он остановил Трофима закурить и сообщил: - Поезжай скорее! Бабка Аксинья ваша отмучилась. Трофим не удивился, но сразу стал завертывать цыгарку, торопливо рассыпая махорку на колени. Он был выпивши и поэтому сначала тронул лошадь вожжами, потом стеганул ее ловким ременным кнутом; буланый ударил по передку телеги жидким, перепутанным репьями хвостом и рванул. Трофим сильно покачнулся назад, и принялся хлестать его кну­ том по заду. От визга кнута лошадь понесла шибко, телега все дребезжа­ ла, а в глазах Трофима прыгало, - и он сам, и все поле, и мутно-облачное