Писатели Липецкого края (Антология. XIX век)
ПИСАТЕЛИ ЛИПЕЦКОГО КРАЯ | АНТОЛОГИЯ XIX ВЕК 92 заглавным листом, на котором оставалось только: у Люби, Гария и Попо ва. В светёлке её сенные девушки плели кружева; няня страстная охотница до музыки, заставляла их петь, и кружевницы, постукивая в лад звонкими, деревянными коклюшками, пели песни, а старушка им в полголоса под певала; песни эти большею частью были заунывные, в особенности одна, от которой я заливался горькими слезами. Стихи этой песни я забыл, но содержание, как теперь, помню: это кто-то, потеряв предмет своей люб ви, выстроил себе домик о четырёх окнах: посмотрит в одно окно, уви дит море синее; посмотрит в другое, - увидит пески зыбучие; посмотрит в третье, - увидит леса дремучие; а в четвертое посмотрит, увидит могилку, а на могилке растёт репейничек. Куда как жалко! Раз, в ослепительный зимний морозный день, смотрю я в окошко ня ниной светёлки и - Боже мой! что я вижу! прямо под окном стоит чело век в одной рубашке и портах, босой, с огромным картузом на голове, и крестится на нашу церковь. Я опрометью бросаюсь на двор, куда уже успела высыпать вся наша дворня, и отец мой стоит на крыльце и при казывает вести юродивого скорее в дом и на всякий случай ставить са мовар. Вошёл юродивый в залу и долго крестился на образ, не снимая с головы своего странного картуза; помолившись, он поклонился на все четыре стороны и сказал: - извините, бояре, что шапки перед вами не ломаю; я и перед святыми образами в ней стою. - Не хочешь ли водочкой согреться? спросила его моя добрая тетка. - Не пью, родная, - Ну, так чайку не хочешь ли? - И его не пью. - Чем же нам тебя отогреть? - Мне не холодно! И он указал на крупные капли пота, которые из-под огромного картуза текли по его лицу. Юродивого усадили подле печи; тут я успел внимательно разглядеть его: он был не стар, хотя длинные волосы и борода начинали седеть; лице приятное, сухое и бледное: рубашка и порты из грубой посконной холстины, но чистые; странный картуз не сидел плотно на голове, а по качивался из стороны в сторону при каждом её движении; голые ноги юродивого едва, едва раскраснелись от холода. Долго он молчал и не сводил глаз с Ульяны Федоровны и все мы мол чали, как бы ожидая, что скоро случится что-нибудь необыкновенное.... Вдруг юродивый встал и бросился в ноги старой няне; с него свалился картуз и громко зазвенел по полу: он был железный, с пуд весу. Няня страшно побледнела, старые колени её затряслись... «Петруша?» спросила она всем сердцем. - Он! он! родная моя! ненаглядная моя! он сам! И юродивый целовал её ноги. Няня всплеснула руками и бросилась к нему на шею...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz