Писатели Липецкого края (Антология. XIX век)
АЛЕКСАНДР ЛЕВИТОВ 151 ются обыкновенными; но тем не менее мне всегда грустно слышать, ког да тупость известного сердца дошла до того, что называет их скучными. Я решительно отказываюсь когда-либо помириться с справедливо стью того имени, которым людская очерствелость с высоты житейского величия снисходительно характеризует необузданно-страстные жалобы молодого горя, и потому с особенною смелостию рекомендую вам ко нец моей истории, когда уже, так сказать, суровая осень бурно налетит на розовые надежды вольного странника и нещадно обломает их лёгкие крылья; когда потухнут и нальются кровавыми слезами светлые глаза отрока при виде этого невозвратного отлёта молодых дум и видений, от виснут пухлые щеки и вообще когда раздастся первый ропот человека на первое и серьёзное столкновение с действительной жизнью. Что касается меня, то я нахожу этот процесс весьма любопытным. Пе реваривши его, - сочиню новый эпитет, - собственно желудочно, я не нашёл в нём даже самых малейших признаков скуки, которую находят в нём люди, искушённые опытом жизни. Меня, может быть, и удивила бы эта разница взглядов на одну и ту же вещь, если бы я не знал, что люди вообще, не исключая даже и искушён ных опытом жизни, как и все бессловесные твари, только тогда чавкают, когда сами едят, то есть собственным ртом... II Я вырастал в то самое время, когда провинции дорывали последние листы книг в толстых кожаных переплётах, книг, напечатанных на гру бой синей бумаге, шрифтом, испортившим столько ясных глаз, содер жание которых, сладчайшее паче всех мёдов видимого мира, навсегда отуманило столько здоровых, светлых голов. Г-жу Жанлис стащили тогда в тёмные чердаки помещичьих домов, где крыс было в миллион раз больше, нежели привидений и всяких ужасов в её замках. Не довольствуясь жирной тамбовской ветчиной, крысы по жрали все чудеса м-м Жанлис до того без остатка, что она едва ли ког да может возвратиться из поистине тайных областей загробного мира. Фанфана и Лолотту, чувствительных детей чувствительного Дюкре дю Мениля, беспощадно прирезал жестокий Ринальдо Ринальдини, когда их оставили наедине в тёмном подвале дома, занимаемого директором гимназии. Знаменитый «отступник» виконта д’Арленкура, столько лет бывший грозой Франции и заботою Карла Мартеля, погиб под тяжестью русских кулебяк, рассказывая их поджаристым коркам про свои необык новенно геройские подвиги. И многое другое погибло тогда от необори мо сильного и бурного дыхания другого времени! Дьячкам, всеобщим тогдашним педагогам, нечем стало тогда дарить своих воспитанников в дни их ангелов, потому что издания типографий Иверсена и Семена сделались тогда как-то менее часты.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz