Писатели Липецкого края (Антология. XIX век)

ДМИТРИИ в и л и н с к и и 107 брюк, кошек и полковых писарей. Кто знает Панкова, тот не в силах не полюбить в нём русскую тёплую душу с открытым воротом; в душе этой столько человечности и безукоризненной честности, что даже некоторые странности и причуды, часто свойственные каждому человеку, в нём как- то мягче... Словом, Егор добрый малый, но своего рода «кулик», один из тех ку­ ликов, которым «и дым отечества и сладок, и приятен». Я не хочу сказать этим, чтобы Панков был хулителем всего неотечественного, нет, но он делался угрюм и зол, и больше всех почему-то на самого себя, при сопри­ косновении к некоторым несовершенствам нашего дорогого отечества. В нём нет ненависти к «немцам» потому лишь, что они «немцы», и его честная славянская натура чужда пристрастия, он только, как каждый русский душой и телом, стоит за богатыря - своё отечество богатыря, в котором проснулись далеко не все ещё молодецкие силы... Широка ты, Русь благодатная, В тебе силушка необъятная... Под лихой бедой ты не гнулася. Хоть совсем ещё не проснулася. Так выражал Егор Панков свои чувства о великой своей родине, ещё будучи в К. университете. Много воды утекло с тех пор, как я узнал его студентом историко-филологического факультета. Он был работящим студентом, жил уроками и, следовательно, имел небогатые средства к жизни, и потому, может быть, стройная фигура его никогда не попада­ лась на глаза ни в шумных кружках кутивших товарищей, ни в обще­ ственных собраниях; только раёк театра или скромное местечко за сту­ льями в зале концерта, наверное, могло рассчитывать на Егора Панкова. Натура этого человека сложилась в высшей степени беспечно-поэтиче­ ски; он страстно любил музыку и постоянно на ходу напевал или насви­ стывал какой-нибудь мотив. Ни разу в течение многих лет нашего зна­ комства я не видал его угрюмым или печальным: в самой серьезности, в самой тоске его проглядывала улыбка, насмешка над жизнью. «Жизнь, жизнь, когда ты похужаешь!» - бывало, говаривал он, наткнувшись на серьезную неудачу, или просто свистнет, и вся недолга. А бывали у него «камни преткновения», да и какие же большущие! Ничего - смеётся, а главное, и слёз-то не заметить в его смехе... «Смейся, друг любезный, а не то жизнь над тобой посмеётся!» Чиновничество не исковеркало Панкова, и он остался тем же добрым, весёлым малым, хотя жизнь сделала его более солидным да шутки его стали злей и язвительней. По службе ему не вот-вот везло: начальство его недолюбливало за топорную прямоту, хотя и ценило как дельного и работящего человека: Панков недаром получал своё жалование...